Мы пьем в любви отраву сладкую;
         Но всё отраву пьем мы в ней,
И платим мы за радость краткую
         Ей безвесельем долгих дней.
Огонь любви, огонь живительный,-
         Все говорят,- но что мы зрим?
Опустошает, разрушительный,
         Он душу, объятую им!
Кто заглушит воспоминания
         О днях блаженства и страдания,
О чудных днях твоих, любовь?
         Тогда я ожил бы для радости,
Для снов златых цветущей младости
         Тебе открыл бы душу вновь.

АРБУЗ
 
Свежак надрывается. Прёт на рожон
Азовского моря корыто.
Арбуз на арбузе — и трюм нагружён,
Арбузами пристань покрыта.

Не пить первача в дорассветную стыдь,
На скучном зевать карауле,
Три дня и три ночи придется проплыть—
И мы паруса развернули...

В густой бородач ударяет бурун,
Чтоб брызгами вдрызг разлететься;
Я выберу звонкий, как бубен, кавун —
И ножиком вырежу сердце...

Пустынное солнце садится в рассол,
И выпихнут месяц волнами...
Свежак задувает!
Наотмашь!
Пошёл!
Дубок, шевели парусами!

Густыми барашками море полно,
И трутся арбузы, и в трюме темно...
В два пальца, по-боцмански, ветер свистит,
И тучи сколочены плотно.
И ёрзает руль, и обшивка трещит,
И забраны в рифы полотна.

Сквозь волны — навылет!
Сквозь дождь — наугад!
В свистящем гонимые мыле,
Мы рыщем на ощупь...
Навзрыд и не в лад
Храпят полотняные крылья.

Мы втянуты в дикую карусель.
И море топочет как рынок,
На мель нас кидает,
Нас гонит на мель
Последняя наша путина!

Козлами кудлатыми море полно,
И трутся арбузы, и в трюме темно...

Я песни последней ещё не сложил,
А смертную чую прохладу...
Я в карты играл, я бродягою жил,
И море приносит награду,—
Мне жизни веселой теперь не сберечь —
И руль оторвало, и в кузове течь!

Пустынное солнце над морем встаёт,
Чтоб воздуху таять и греться;
Не видно дубка, и по волнам плывёт
Кавун с нарисованным сердцем...

В густой бородач ударяет бурун,
Скумбрийная стая играет,
Низовый на зыби качает кавун —
И к берегу он подплывает...
Конец путешествию здесь он найдёт,
Окончены ветер и качка,—
Кавун с нарисованным сердцем берёт
Любимая мною казачка...

И некому здесь надоумить её,
Что в руки взяла она сердце моё!..

Враждебная с челкою черной
Враждебная, с челкою черной
И взором, острее огня,
Считайте себя отомщенной
Он больше не любит меня.

Он - где-то, он - птица на ветке,
Его не удержишь в руках.
Уж месяц, как смолкли соседки
Про губы мои в синяках.

Я знаю, бестактно... Но Вы же
Прошли до меня этот путь...
Как жить? Научите. Как выжить,
Когда ничего не вернуть!..

***
Спасибо, судьба, за нежданную милость -
Что счастье ко мне так рвалось и ломилось,
Так жадно меня умоляло о встрече,
Что я наконец-то устала перечить.

Как будто очистилась жизнь от коросты,
Как будто сбылись новогодние тосты
И бродит душа по расцветшему раю...
Я знаю теперь, что я многое знаю!

Я знаю, что прошлое было кошмаром,
Что счастье дается случайно и даром -
И лучшим, и худшим, и средней руки,
Всему, что твердили мне, вопреки.

Под тенью сладостной полуденного сада,
В широколиственном венке из винограда
И влаги вакховой томительной полна,
Чтоб дух перевести, замедлилась она.
Закинув голову, с улыбкой опьяненья,
Прохладного она искала дуновенья,
Как будто волосы уж начинали жечь
Горячим золотом ей розы пышных плеч.
Одежда жаркая всё ниже опускалась,
И молодая грудь всё больше обнажалась,
А страстные глаза, слезой упоены,
Вращались медленно, желания полны.

Я напишу тебе письмо.
В нем строчек несколько всего.
Скажу о том, что я люблю.
И вся огнем сейчас горю.
Ах, как хотела б я теперь,
Не зная боли и потерь,
Коснуться нежною рукой
Твоей руки такой родной...

- Отдать Тебе Любовь?
- Отдай...
- Она в грязи...
- Отдай в грязи.
- Я погадать хочу...
- Гадай.
- Еще хочу спросить...
- Спроси.
- Допустим, постучусь...
- Впущу.
- Допустим, позову...
- Пойду.
- А если там беда?
- В беду.
- А если обману?
- Прощу.
- "Спой!" - прикажу Тебе...
- Спою.
- Запри для друга дверь...
- Запру.
- Скажу Тебе: убей!
- Убью.
- Скажу Тебе: умри!
- Умру.
- А если захлебнусь?
- Спасу.
- А если будет боль?
- Стерплю.
- А если вдруг стена?
- Снесу.
- А если узел?
- Разрублю!
- А если сто узлов?
- И сто.
- Любовь Тебе отдать?
- Любовь.
- Не будет этого!..
- За что?!
- За то, что не Люблю рабов...

Р. Рождественский

Сердечная история

      Сто раз решал он о любви своей
      Сказать ей твердо. Все как на духу!
      Но всякий раз, едва встречался с ней,
      Краснел и нес сплошную чепуху!

      Хотел сказать решительное слово,
      Но, как на грех, мучительно мычал.
      Невесть зачем цитировал Толстого
      Или вдруг просто каменно молчал.

      Вконец растратив мужество свое,
      Шагал домой, подавлен и потерян.
      И только с фотографией ее
      Он был красноречив и откровенен.

      Перед простым любительским портретом
      Он смелым был, он был самим собой.
      Он поверял ей думы и секреты,
      Те, что не смел открыть перед живой.

      В спортивной белой блузке возле сетки,
      Прядь придержав рукой от ветерка,
      Она стояла с теннисной ракеткой
      И, улыбаясь, щурилась слегка.

      А он смотрел, не в силах оторваться,
      Шепча ей кучу самых нежных слов.
      Потом вздыхал:- Тебе бы все смеяться,
      А я тут пропадай через любовь!

      Она была повсюду, как на грех:
      Глаза... И смех - надменный и пьянящий...
      Он и во сне все слышал этот смех.
      И клял себя за трусость даже спящий.

      Но час настал. Высокий, гордый час!
      Когда решил он, что скорей умрет,
      Чем будет тряпкой. И на этот раз
      Без ясного ответа не уйдет!

      Средь городского шумного движенья
      Он шел вперед походкою бойца.
      Чтоб победить иль проиграть сраженье,
      Но ни за что не дрогнуть до конца!

      Однако то ли в чем-то просчитался,
      То ли споткнулся где-то на ходу,
      Но вновь краснел, и снова заикался,
      И снова нес сплошную ерунду.

      - Ну вот и все! - Он вышел на бульвар,
      Достал портрет любимой машинально,
      Сел на скамейку и сказал печально:
      - Вот и погиб "решительный удар"!

      Тебе небось смешно. Что я робею.
      Скажи, моя красивая звезда:
      Меня ты любишь? Будешь ли моею?
      Да или нет?- И вдруг услышал:- Да!

      Что это, бред? Иль сердце виновато?
      Иль просто клен прошелестел листвой?
      Он обернулся: в пламени заката
      Она стояла за его спиной.

      Он мог поклясться, что такой прекрасной
      Еще ее не видел никогда.
      - Да, мой мучитель! Да, молчун несчастный!
      Да, жалкий трус! Да, мой любимый! Да!

За тобой через года

За тобой
через года
иду,
не колеблясь.
Если ты —
провода,
я —
троллейбус.
Ухвачусь за провода
руками долгими,
буду жить
всегда-всегда
твоими токами.
Слышу я:
«Откажись!
Пойми
разумом:
неужели это жизнь —
быть привязанным?!
Неужели в этом есть
своя логика?!
Ой, гляди —
надоест!
Будет плохо».
Ладно!
Пусть свое
гнут —
врут расцвеченно.
С ними я
на пять минут,
с тобой —
вечно!
Ты —
мой ветер и цепи,
сила и слабость.
Мне в тебе,
будто в церкви,
страшно и сладко.
Ты —
неоткрытые моря,
мысли тайные.
Ты —
дорога моя,
давняя,
дальняя.
Вдруг —
ведешь меня
в леса!
Вдруг —
в Сахары!
Вот бросаешь,
тряся,
на ухабы!
Как ребенок, смешишь.
Злишь, как пытка...
Интересно мне
жить.
Любопытно!

Будь, пожалуйста, послабее

Будь, пожалуйста,
послабее.
Будь,
пожалуйста.
И тогда подарю тебе я
чудо
запросто.
И тогда я вымахну -
вырасту,
стану особенным.
Из горящего дома вынесу
тебя,
сонную.
Я решусь на все неизвестное,
на все безрассудное,-
в море брошусь,
густое,
зловещее,-
и спасу тебя!..
Это будет
сердцем велено мне,
сердцем велено...
Но ведь ты же
сильнее меня,
сильней
и уверенней!
Ты сама готова спасти других
от уныния тяжкого.
Ты сама не боишься ни свиста пурги,
ни огня хрустящего.
Не заблудишься,
не утонешь,
зла не накопишь.
Не заплачешь
и не застонешь,
если захочешь.
Станешь плавной
и станешь ветреной,
если захочешь...
Мне с тобою -
такой уверенной -
трудно
очень.

Хоть нарочно,
хоть на мгновенье,-
я прошу,
робея,-
помоги мне в себя поверить,
стань
слабее.